Чтобы в гармонию, Творец,
И я вошел Твою святую:
О! ниспошли ж мне столько сил
Чтоб развращенну волю злую
Твоей я воле покорил;
И так бы сделал душу чисту.
А. Грибоедов
При конце опустошительного татарского ига Бог наш, Хозяин земной истории, явил ослепительное явление единой личности – преподобного Сергия, не только «начальника и учителя всем монастырем, иже в Руси», но и человека,духовной энергией которого, по утверждению о. Павла Флоренского, напитались нравственная идея, государственность, живопись, зодчество, литература, школа, наука – словом, все линии русской культуры. Дивен Бог во святых Своих!
Поразительная личность просияла и в конце почти столетнего периода петровско-екатерининских реформ, почти истребивших монашество. Преподобный Паисий (Величковский) своей пламенной любовью ко Христу сумел зажечь сердца множества последователей и обновить духовную жизнь по всей России.
Его почитают преимущественно как переводчика «Добротолюбия» на церковнославянский, возродившего живой интерес к святым отцам, какдуховного руководителя более чем тысячи монахов, как исихаста, наставника Иисусовой молитвы, опыт которой он приобрел на Афоне. Да, разумеется, он побуждал братий к упражнению в Иисусовой молитве, однако не считал ее универсальным средством ко спасению и даже не ставил на первое место. Новоначальным, поучал старец, подобает подвизаться в послушании и трудах на благо обители, средним, прежде очищения от страстей, достаточно обычных церковных песнопений, а умно-сердечная молитва – для преуспевших в блаженном послушании, от которого рождается смирение.
Да, он много писал об Иисусовой молитве, увещевал обучаться ей с усердием, но никого этому деланию не учил, поскольку сам получил ее чудом, по особому Божьему промыслу, как дар; он доверял наставничество другим отцам, которые достигли этой молитвы обычным путем.
Более того, издавая «Добротолюбие», он предвидел, как писал святитель Игнатий, «вред многих легкомысленных и самочинных, имеющих повредиться употреблением великого блага умной молитвы во зло»[1]. Его тревоги при публикации «Добротолюбия» вызваны именно опасениями, что возникнет мнение, будто можно достичь сердечной молитвы без смирения, воспитанного длительной практикой послушания.
Таким образом, главным монашеским деланием он считал послушание, потому что, по его словам, никакое иное житие не избавляет человека в краткое время от всех душевных и телесных страстей. Надо подчеркнуть, что преподобный имел в виду не иерархическое подчинение – исполнение воли вышестоящих; в его монастырях складывалась практика послушания между равными. «Прежде всего не следуйте своей воле, откажитесь от собственных мнений. Не противьтесь один другому: все эти дела ненавистны Богу, противны и отвратительны мне и всем братьям». Преподобный настойчиво утверждал, что общее житие и святое в нем послушание установлено на земле Самим Спасителем как образ совершеннейшего богоугождения; никакая другая форма жительства не избавляет подвижника от страстей: смирение, рождаемое в послушании, очистив сердце от грехов, позволяет воссиять в человеке многим духовным дарованиям. Именно такая форма послушания рождает общение, построенное на равенстве и уважении к каждому, и позволяет братиям, «горящим любовию к Богу и друг ко другу», исполнять заповеди Евангелия со смирением, во взаимном подчинении, «склоняя главы друг перед другом».
Монастырь не должен жить по человеческим суждениям или планам, от кого бы они ни исходили; Господь призывает человека – единственную, неповторимую личность, и духовное состояние монастыря определяется не чем иным, а лишь развитием, духовным ростом каждого насельника: «Да разорится наше все, да погибнет и дело наше, только да соблюдутся нами заповеди Божии и их ради души наши».
Он ставил во главу угла жажду слова Божия, то есть усердие в чтении Священного Писания и отцов, потому что считал ослабление этой жажды признаком охлаждения к Господу, за чем следует искание собственной воли и вторжение гибельной самонадеянности.
Биография преподобного Паисия так же интересна и уникальна, как его учение. Он прожил прекрасную жизнь, абсолютно посвятив ее Господу, следуя Его воле и отказываясь от собственных, пусть и самых благочестивых намерений. Известно, что с ранней юности он не просто возжелал монашества, но и начертал вехи избираемого пути: обещал, например, никогда не жить в большом благоустроенном монастыре и никогда не становиться священником. Но обстоятельства сложились так, что пришлось и священство принять, и возглавить весьма многочисленную братию. Более всего мечтал он «предать себя в послушание какому-нибудь духовному отцу». Не сбылось: «Я не был достоин, каков я есмь окаянный, сподобиться сего божественного дарования». Тогда, на Афоне, он и решился вместо духовного отца иметь себе наставником Бога и учение святых отец. Нам не известно, как именно достиг он этого поразительного дарования: постоянно, не от службы до службы, не от молитвы до молитвы, но всегда, непрерывно находиться в присутствии Господа. Очевидно, что столь тщательное наблюдение за каждым движением души, за каждой собственной мыслью и эмоцией есть высшая степень духовного разумения и вершина монашеской жизни, ибо нуждается подкрепляться частой исповедью (откровением помыслов) и глубокой молитвой в смирении и кротости. Так он воспитывал и братий: «Я услышал однажды, как некто гневался на своего брата, и сказал ему: “Брате, нет в тебе страха? Не ужасаешься ли ты, что совершаешь такое дело – гневаешься на брата? Не знаешь разве, что ты гневаешься на Христа?”. Он мне ответил: “Но я не гневаюсь на Христа, Боже сохрани, но только на брата”. Скажите мне тогда вы, те, кто гневается на братьев, верите ли вы святому Евангелию? Что говорит Христос в Евангелии? “Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне” (Мф 25: 40). Посему всякий, кто гневается на своего брата, не удерживает себя от гнева на Христа, значит таковой нисколько не верит святому Евангелию. Поэтому пусть смотрит, как бы ему не оказаться осужденным вместе с неверными!». Невольно сделавшись наставником множества монахов, преподобный учит их тому, через что прошел сам: ныне, когда нет больше людей, просвещаемых Самим Богом, необходимо положиться на Писание и учение отцов, чтобы не впасть в соблазн, обольщаясь собственной мудростью. От монастырских старцев он требовал строгого, до буквы, следования Евангелию, монахам в дополнение к учению рекомендовал лучшее средство, «которым мы можем действовать в тайниках нашего сердца: каждый пусть осуждает себя самого, пусть полагает себя под ногами всех, пусть считает себя прахом и пеплом»[2].
Преподобный Паисий при помощи Божией создал школу духовной жизни, он пробудил стремление к монашескому подвигу, интерес к внутреннему деланию. Под его влиянием в православном иночестве возросло множество замечательных подвижников, которые постоянной молитвой, неослабным самоиспытанием, борьбой с помыслами, послушанием и смирением достигали высокой степени духовной жизни. Начавшись во второй половине XVIII века, это духовное движение крепло на протяжении всего XIX века вплоть до самой революции.
Более ста русских монастырей росли и развивались в направлении, указанном преподобным Паисием, они воспитали замечательных подвижников, духовников, имена которых навеки останутся в истории русского Православия[3].
Будем надеяться: а вдруг уже родился новый светоч монашества, которого призовет Господь в свое время, и потянется к святым отцам, а за ним потянутся другие, и наступит у нас возрождение, как на Афоне.
Завершим наш труд словами о. Георгия Флоровского:
«Под знаком долженствования будущее открывается нам вернее и глубже, чем под знаком ожиданий или предчувствий. Будущее есть не только нечто взыскуемое и чаемое, но и нечто творимое. Призвание вдохновляет нас именно ответственностью долга. И, неожиданным образом, именно в послушании есть творческая сила, есть рождающая мощь. Своеволие же есть начало расточающее»[4].
[1] Святитель Игнатий (Брянчанинов). Избранные письма. СПб.: О-во памяти игумении Таисии, 2008. С. 195.
[2] Прп. Паисий Величковский. Полемические произведения, поучения, письма. Русский на Афоне Свято-Пантелеимонов монастырь, 2007.
[3] Островский Константин, протоиерей. Древо Паисия. М.: Синопсис, 2020.
[4] Флоровский Георгий, протоиерей. Пути русского богословия. Минск, 2006. С. 509.